СЕЙЧАС ВЛАСТИ говорят, что думают, каким образом минимизировать
потери, которые мы можем понести при вступлении России в ВТО. Не
верится в это. И вот почему. После того как Госдума в прошлом году
ратифицировала договор «О разграничении Баренцева моря», мы просили
и президента, и председателя правительства, и Государственную думу
(даже пикет устраивали) принять постановление, которое бы
регламентировало работу наших рыбаков в Баренцевом море, особенно в
зоне Шпицбергена. Бесполезно. Норвежцы охотятся на нас до сих
пор.
СЕЙЧАС ВЛАСТИ говорят, что думают, каким образом минимизировать
потери, которые мы можем понести при вступлении России в ВТО. Не
верится в это. И вот почему. После того как Госдума в прошлом году
ратифицировала договор «О разграничении Баренцева моря», мы просили
и президента, и председателя правительства, и Государственную думу
(даже пикет устраивали) принять постановление, которое бы
регламентировало работу наших рыбаков в Баренцевом море, особенно в
зоне Шпицбергена. Бесполезно. Норвежцы охотятся на нас до сих
пор.
Я беседовал с Лисбет Хансен — министром рыболовства Норвегии.
Она говорит: «Я не министр рыболовства, я министр морепродуктов,
потому что мы — страна, производящая из рыбы продукцию,
которую потом экспортируем. И только за счёт одной продукции из
трески норвежцы сегодня компенсируют бюджет своего министерства
обороны». Я спросил у неё ради интереса: «А сколько вы едите рыбы?»
Хансен ответила: «Мы едим столько, сколько хотим».
Вступая в ВТО, мы попадаем, по сути, в пасть к очень хищному зверю.
Мы — сырьевой придаток и открываем сегодня все двери для
того, чтобы крали наши ресурсы, в том числе и нашу рыбу. 1 июня
здесь, в Госдуме, чиновники врали, обсуждая вопросы минимизации
потерь для сельского хозяйства после вступления в ВТО. И по рыбной
отрасли тоже врут.
Разрушили науку. Мы не проводим исследования более 10 лет в зоне
Гренландии, по окуню — с 2007 по 2010 год и так далее.
Исследования не поводятся, потому что нет денег. Наука пошла на
паперть: в прошлом году у рыбаков попросили 20 миллионов рублей. Мы
наскребли 18 миллионов, но наука до сих пор не может сказать, что
сегодня мы можем в Баренцевом море трески ловить в два раза больше,
учитывая промыслово-нерестовые запасы и всю биомассу. Мы же тем
временем равняемся на норвежцев, которым этой рыбы много не надо (а
то цена упадёт). Но у нас-то страна большая. В Китае налоги в
отрасли отменили,
поэтому их рыбаки кормят свою страну. А мы не кормим.
При вступлении России в ВТО иностранные рыбаки будут иметь
преимущество по сравнению с нашими. Норвегия, Исландия, Фарерские
острова, промышляющие в тех же районах, что и российские рыбаки,
имеют более современный и модернизированный флот благодаря
государственным программам поддержки судостроения. В Норвегии
государство финансирует около 80% затрат на строительство судна,
остальные 20% — судовладелец. Как правило, это банковский
кредит под 2—3% годовых, причём залогом выступает вновь
строящееся или модернизируемое судно.
Аналогичной программы в России нет. А ведь суда, оснащённые
современными траловыми и перерабатывающими комплексами, более
эффективны, и себестоимость производимой продукции на них ниже, чем
на российских судах.
Кроме того, основные объекты промысла в Северной Атлантике —
треска, пикша, сельдь, скумбрия, путассу — начинают
отлавливаться или в территориальных водах этих государств, или в их
национальных рыболовных зонах раньше, чем могут приступить к
промыслу российские суда. Поэтому при низкой импортной пошлине на
сельдь норвежские рыбаки имеют возможность поставить её на
российский рынок раньше, чем наши рыболовные суда. И когда россияне
поставляют ту же сельдь спустя месяц, покупатели уже имеют полные
склады и неохотно скупают её.
Кроме того, у них районы промысла близки к береговой переработке.
Поэтому те же норвежцы 60—70% рыбы по своей квоте доставляют
на береговые заводы в охлаждаемых танках, что снижает себестоимость
продукции. Российские суда из-за больших расстояний до районов
промысла всю рыбу поставляют на рынок в замороженном виде, что
обходится гораздо дороже.
Особый вопрос — контролирующие органы. Это вообще что-то
страшное! 17 барьеров приходится проходить нашим рыбакам:
ветеринария, пограничники, таможенники…
А что творится с прибрежным ловом! Калининградцы бастовали по этому
поводу, дальневосточники тоже, мы хотели забастовку устроить, но
олигархи, «рыбные генералы» испугались, не позволили. Приведу один
пример. Рыболовецкий колхоз «Север» в этом году за четыре месяца
выловленную прибрежную рыбу поставил на родной берег и получил в
общей сложности на капитанов и на команды штрафы в сумме 54
миллиона 940 тысяч 515 рублей. Чиновники просто сделали его
банкротом. А для того, чтобы решить этот вопрос, нужно элементарно
принять закон о прибрежном лове.
Вы же, депутаты, слушаете какого-то там Митрофанова, который
пытается протолкнуть непонятно какую береговую квоту, естественно,
с коррупционным наполнением. И нас опять обвиняют в каком-то
незаконном промысле, в том, что мы везём рыбу за рубеж и так далее.
Однако наши предложения никто не хочет видеть, куда бы мы их ни
направляли.
Выступление на парламентских слушаниях Геннадия СТЕПАХНО —
председателя Комитета агропромышленного и рыбного хозяйства
Мурманской областной думы
