Так закончилась еще одна глава в бесконечной истории «Смешные
попытки поляков потягаться с Россией, от Каменного Века до наших
дней»
Так закончилась еще одна глава в бесконечной истории «Смешные
попытки поляков потягаться с Россией, от Каменного Века до наших
дней»
Дорогие друзья, я собирался рассказать вам про футбол. Несколько
злых букв на тему позорного договорняка 12 июня, которому
предшествовало столкновение русских и польских болельщиков. Но в
процессе подготовке текста стало очевидно, что это совсем не
футбольная история. Эта история уходит корнями на несколько
столетий назад, и писали её под диктовку русских императоров
блестящие русские генералы и князья, вместо чернил пользуясь своей
кровью и кровью русских солдат.
Поэтому я не буду рассказывать вам про футбол, этот нелепый балет
для крестьян. Я расскажу вам про осаду Смоленска.
Любимые поляки, как вы, конечно, помните, спонсировали и
поддерживали самозванца Лжедмитрия в обмен на Чернигово-Северскую
землю. После смерти самозванца поляки унывать не стали и пошли
штурмовать Смоленск. Гетман Жолкевский, на тот момент руководивший
польской армией, предупреждал короля Сигизмунда, что легкой
прогулкой штурм Смоленска не станет. Король не изволил
прислушаться, и в результате вечером 24 сентября 1609 года польское
войско построилось боевым порядком перед восточными и западными
воротами. Хитрый план был таким хитрым – взорвать ворота и
основными силами прорваться в крепость. Было выделено по минёру на
каждые ворота, так же к ним примкнули трубачи, задачей которых было
подать сигнал об успешной диверсии готовым к нападению
подразделениям. Из четырех польских туристов осмотреть местную
достопримечательность – Авраамиевские ворота – довелось
только одному, остальные по пути заблудились и, по непроверенным
слухам, оказались в Вальгалле. Самый удачливый минёр с поставленной
задачей справился, однако подать сигнал было некому и готовые к
удару силы с места не сдвинулись. Реакцией Михаила Борисовича
Шеина, командующего обороной города, стал артобстрел из крепостных
орудий восточной стены плотного строя пехоты и кавалерии. Силы
противника понесли тяжелые потери и в панике отступили.
Возмущенные поляки продолжили штурмовать город. С 25 по 27 сентября
не прекращались ожесточенные сражения, результат которых оставался
неизменным. Русские, находясь в численном меньшинстве (двенадцать
тысяч против пяти), рубили, стреляли, отбрасывали врага, не забывая
оперативно восстанавливать защитные сооружения.
27 сентября к городу подошло десятитысячное войско запорожских
казаков. Стоит ли говорить, что предпринятая попытка нового штурма
по сложившейся традиции закончилась неудачей? 5 октября Сигизмунд
смирился с бесперспективностью открытых боевых действий и перевел
своё войско в режим осады («Автоботы, трансформируемся!»). Польские
минёры начали вести подкопы к городу. Этот безусловно хитрый план
тоже не принёс успеха – наши минёры в сотрудничестве с
разведкой начали копать навстречу, уничтожили врага, а следом и
сами подкопы.
Помимо этого, осада Смоленска запомнилась полякам дерзкими
вылазками русских отрядов, результатом одной из них стало похищение
королевского знамени в светлое время суток.
Затянувшаяся осада города не позволяла основным польским силам
продвинуться к Москве, чем успешно воспользовался князь Михаил
Васильевич Скопин-Шуйский, одержав ряд побед на северо-западе
страны, а в марте 1610 года освободив от осады Москву. Победоносный
полководец вошел в Москву с единственной целью –
подготовиться к походу в Смоленск и уничтожить вражеское войско.
Однако этим планам не суждено было стать реальностью – во
время подготовки Михаил Васильевич неожиданно умирает. Его армия
перешла под командование Дмитрия Шуйского и в мае 1610 года
выступила в поход. 24 июня войско общим числом 20 тысяч встретилось
с девятитысячным корпусом Жолкевского. В условиях бездарного
командования и предательства шведских наёмников армия Шуйского
потерпела сокрушительное поражение.
Результатом поражения стал переход власти к боярскому
правительству, которое заключило предательский договор с Жолкевским
и признало русским царём королевича Владислава. В ночь на 21
сентября 1610 года поляки вошли в Москву.
Политические перепитии нисколько не ослабили защитников Смоленска.
Национальная измена? Предательство? Не, не слышали. Извини, у нас
тут как бы осада, которая войдёт в учебники военного искусства,
давай потом? Моральный дух обороняющихся не упал даже когда на фоне
голода и болезней к городу начали стекаться новые и новые силы
врага, общим числом превышающие тридцать тысяч солдат. Ни одно
предложение капитуляции не нашло отклика у теряющих силы и надежду
горожан. При Клушино поляки разбили двадцатитысячную армию, которая
должна была освободить наш город? Ну что ж нам теперь, сдаваться
что ли?
Летом 1610 у полькой армии началась натуральная истерика. Их силы
превосходили наши, но за каждого убитого русского приходилось
платить десятком своих. Каких-либо локальных успехов удавалось
достичь лишь в случае точечного удара значительными силами,
впрочем, это тоже не произвело особого впечатления на
обороняющихся.
Безуспешные набеги на крепость продолжались до лета 1611 года.
Несмотря на катастрофическую ситуацию в гарнизоне, все это время
русским удавалось успешно отбивать все атаки неприятеля. В
последние майские дни, когда оружие были способны держать не более
двухсот солдат, поляки начали массовый обстрел крепости. 1 июня
удалось пробить брешь в западной стене, через которую приготовились
пройти более тысячи солдат, что и было предпринято в ночь на 2
июня.
Их встретили шестьдесят русских воинов, во главе с Михаилом
Борисовичем Шеиным. Для нескольких из них, в том числе командира,
это последнее сражение окончилось ранениями и пленом, остальных
настигла смерть в бою.
Тем временем остальные прорвали заграждения с другой стороны и
вошли в крепость, вступив в неравный бой с фактически беззащитными,
но не сдавшимися горожанами. Три тысячи измученных жителей скрылись
в Успенском соборе, ожидая обезумевших от жажды крови захватчиков.
И когда они явились – взорвали собор, подвалы которого
служили пороховым хранилищем. Так утром 2 июня 1611 был взят
Смоленск. Павший не под натиском врага, но в результате двухлетней
осады, истощившей непополнявшиеся ресурсы. Город, который предали.
Побежденный, но не сдавшийся. Полностью деморализовавший польскую
армию, которая после захвата крепости так и не смогла оправиться.
Войско было распущено, Сигизмунд вернулся в Варшаву.
Так закончилась еще одна глава в бесконечной истории «Смешные
попытки поляков потягаться с Россией, от Каменного Века до наших
дней». В будущем этих попыток будет еще множество, включая недавний
футбольной матч, в котором несмотря на истерики, боевые кличи,
призывы стоять до конца и нападения на наших фанатов, поляки смогли
лишь выгрызть ничью, бесславно завершив долгую осаду наших
ворот.
http://www.facebook.com/photo.php?fbid=317282471692752&set=a.287321078022225.69487.287285068025826&type=1
————
Сегодня южнорусское образованное общество чествует 50-летие со дня
смерти Т. Г. Шевченко. Грустная годовщина эта дает повод
озлобленным и вздорным людям к возбуждению того междурусского
раздора, который в последнее время из всех сил стараются раздуть
австрийские немцы и поляки. Как известно, мечтательное
украинофильство тридцатых годов прошлого столетия довольно давно,
именно в эпоху Шевченко, начало принимать оттенок революционный.
Поддерживаемая врагами России, постепенно сложилась изменническая
партия среди малороссов, мечтающая о разрушении Российской империи
и о выделении из нее особого, совершенно «самостийного» украинского
государства. По имени исторического героя этой партии —
Мазепы — членов ее в последнее время зовут «мазепинцами», и
они очень этим титулом гордятся. Читателям, без сомнения, известно,
до каких нелепостей договаривается эта преступная партия и в
коренной Малороссии, и в закордонной Руси. Никогда еще, кажется,
политический психоз не развивался до такой болезненной остроты. Ни
одно из инородческих племен — кроме разве поляков — не
обнаруживает такой воспаленной ненависти к Великой России, как эти
представители Малой Руси. Самые ярые из них отказываются от
исторических имен «Россия», «русские».
Они не признают себя даже малороссами, а сочинили особый
национальный титул: «Украина», «украинцы». Им ненавистна
простонародная близость малорусского наречия к великорусскому, и
вот они сочиняют свой особый язык, возможно, более далекий от
великорусского. Нужды нет, что сочиненный будто бы украинский
жаргон является совершенно уродливым, как грубая фальсификация,
уродливым до того, что сами малороссы не понимают этой тарабарщины,
— фанатики украинского сепаратизма печатают названной
тарабарщиной книги и газеты. В науку русской вообще и в частности
южнорусской истории мазепинцы вносят систематические искажения и
подлоги, а самые крайние психопаты этой партии провозгласили
необходимость для малороссов жениться на еврейках для того, чтобы
кровью и плотью как можно дальше отойти от общерусской закваски. К
счастью, это бредовое состояние провинциальной психологии,
ударившейся в сепаратизм, охватывает далеко не всю Малороссию, и
даже в австрийской Галиции оно встречает до сих пор внушительный
отпор. Тем не менее нельзя забывать, что политические
помешательства заразительны: в силу этого государственная власть
обязана глядеть на украиноманство как на одну из злокачественнейших
язв нашей внутренней жизни. Этим объясняется вполне разумное
решение правительства не допускать в Киеве под предлогом годовщины
смерти народного поэта революционных выступлений как со стороны
австрийских мазепинцев, так и со стороны наших. Я уже не раз
докладывал читателю о планах Австрии возбуждением малороссов к
бунту расчленить Российскую империю, столь страшную для
придунайских экспроприаторов. Уже доказано участие в
украинофильской пропаганде не только флоринов, но и прусских
марок.
Михаил Осипович Меньшиков, 26 февраля 1911 года
